Сергей Бесараб: «Беларуской науке нужна свобода»
Эксклюзивное интервью с химиком, бывшим сотрудником Института общей и неорганической химии НАНБ, главным редактором LAB-66
В интервью с Сергеем Бесарабом, химиком, бывшим сотрудником Института общей и неорганической химии НАНБ, а сегодня главным редактором LAB-66, мы поговорили о том, почему у руководства беларуской науки сегодня стоят «худшие», какого результата требует Лукашенко от ученых и какие шаги необходимо сделать беларуской науке, чтобы выйти из кризиса.
— Что представляет собой сегодня беларуская наука?
— Наука Беларуси сегодня – это реликт, анахронизм советской системы, связанный с распадом СССР, где жёсткая централизация сочеталась с почти безграничной ресурсной поддержкой. Наука была производительной силой общества, и в Беларуси оставили самое худшее из советской системы – контроль, без финансирования, технологий и стратегического видения.
За 30 лет власти Беларуси не предприняли системных шагов по адаптации научной политики к новым условиям и продолжают, как петух с отрубленной головой, куда-то нестись. Так что результат ожидаемый: стагнация, отсутствие стратегии и каких-либо перспектив.
— В одном из интервью вы назвали систему, в которой существует беларуская наука, какистократией — властью худших. Куда делись лучшие?
— В Беларуси взросло целое поколение научных бюрократов, бумажных ученых, как я их называю. Там есть целые диаспоры и семейные подряды.
И именно через руки этих людей проходит все финансирование беларуской науки. Оно выделяется за какие-то формальные показатели вроде числа публикаций, которые понятны даже малообразованному чиновнику с одной лишь Академией управления за спиной. Не нужно оценивать никакой научной значимости, для чего необходима, например, широкая научная эрудиция, а еще лучше – талант визионера. А оценивают просто как ремесленников – оценивают и распределяют крохи господдержки.
И вот этот сформированный административный аппарат вкупе с коррупцией ставит распределение средств в науке в зависимость от решений людей, не обладающих научной компетентностью. То есть средства распределяются по научным направлениям неравномерно и очень предвзято. И приоритетами являются не самые результативные, не самые прорывные направления, а лишь те области, которые руководство может хоть как-то осмыслить через призму своего приземленного мировосприятия.
— Лукашенко который год требует от ученых результата, и это тянется уже десятилетиями. А какого результата он требует? И что препятствует его получению?
— Это тяжелый вопрос. Я думаю, не нужно искать в жалобах Лукашенко рационального зерна. Это очень примитивная манипуляция типа «царь хороший, бояре плохие». Лукашенко просто перекладывает ответственность за технологическую стагнацию, основной причиной, которой очевидно он сам и является, на исполнителей и систему. То есть наука стала просто удобным козлом отпущения.
И этот медиаприем позволяет ему поддерживать лояльность элит и сохранять их управляемость. То есть прикормленные ученые, боясь потерять подаренные им должности и бюджеты, продолжают полностью подыгрывать власти.
А сами жалобы Лукашенко поддерживают иллюзию контроля, создают такую рабочую напряженность, Лукашенко-аллертность и служат фоном для его пиара. Так формируется образ национального лидера, который якобы держит руку на пульсе цивилизации. Так что, в принципе, я бы не стал серьезно воспринимать эти жалобы, кроме как в виде механизма самопиара за счет этой несчастной науки, которой в принципе-то уже и не осталось.
— Чем чревато ограничение контактов беларуских ученых с западными странами, которое сейчас наблюдается? Ведь известно, что круг этих контактов сейчас практически не выходит за рамки стран СНГ, в частности России, и Китая.
— Беларуская наука сегодня находится в глубочайшем за все время своего существования кризисе – кризисе экзистенциальном. Это уже не отлаженная система для поиска и систематизации знаний, а довольно посредственный директивный инструмент государственной вертикали. Исследования сводятся к выполнению госзаданий и написанию отчетов. Консерватизм, подавление любой креативности, критического мышления – это все стало нормой. И более того, уже никто и не помнит, что когда-то было иначе. То есть научной инициативы давно нет, ее заменила имитация деятельности и синдром выученной беспомощности.
Наука полностью оторвана от общества, закрыта и бюрократизирована. В стране нет научных школ, а образование деградирует по экспоненте, пройдя точку невозврата. То есть лучшие ученые уехали, оставшиеся – неуклонно стареют. Средний возраст исследователей – уже больше 50 лет. И заменить их молодежью невозможно по той простой причине, что система образования не способна подготовить специалистов.
Сегодня доступны лишь совместные исследования с Россией, но они в основном ограничены военной сферой, без каких-либо долгосрочных перспектив роста. Беларуская наука не просто переживает кризис, она маргинализировалась до кружка идеологически выверенных фриков. И шансов на восстановление в текущих условиях нет. А сотрудничая с Россией, она всегда будет занимать роль субподрядчика, притом в нескольких крайне прикладных направлениях, которые до сих пор еще живы в Беларуси.
— Что, на ваш взгляд, необходимо беларуской науке, чтобы выйти из кризиса и достигнуть расцвета, какие для этого необходимы условия?
— Нужно, чтобы произошло чудо и в Беларуси резко поменялся политический курс, а к власти пришли сторонники меритократии и акселерационизма, тогда, безусловно, сделать что-то можно.
Попробую озвучить некоторые из протоколов экстренной реанимации беларуской науки, которые могли бы изменить ситуацию.
Во-первых, нужно бескомпромиссно, абсолютно радикально деполитизировать и либерализовать научную сферу. Автономия науки должна стать абсолютным приоритетом, никакого централизованного бюрократического контроля, никакого вмешательства чиновников в исследовательские проекты и процессы.
Все решения о научных приоритетах, финансировании, международном сотрудничестве должны принимать только сами ученые через независимые исследовательские советы. Необходима автоматизация отчетности и создание национального архива научных данных, как в Эстонии. Он должен быть доступен для всех исследователей.
Во-вторых, нужна радикальная диверсификация финансирования, создание гибкой многоканальной грантовой системы, в которой государственные, частные и международные фонды конкурируют между собой, а распределение средств происходит через независимую прозрачную экспертизу.
Университеты и исследовательские центры должны иметь право привлекать финансирование частного сектора без каких-либо бюрократических барьеров.
Необходимо ввести налоговые льготы для компаний, которые инвестируют в R&D-область, легализовать и популяризовать венчурные фонды. То есть инвесторы должны видеть в науке не риски, а возможность коммерциализации. Ученые и исследовательские команды должны иметь возможность моментально монетизировать свои открытия.
Ну и третий, самый важный пункт – это гибкая кадровая и научная миграционная политика.
Необходимо упростить найм исследователей, включая иностранных специалистов, потому что именно на иностранных специалистов в данной ситуации Беларусь только и может надеяться, не имея уже своего кадрового потенциала. Критически важно вернуть эмигрировавших ученых. Здесь стимулами могут стать высокие гранты, статусные позиции, какие-то долгосрочные контракты, а также исключительный соцпакет: жилье, страхование, какие-то образовательные гарантии.
Также следует глобально реинтегрировать беларускую науку в мировое сообщество, вернуть европейские научные программы, установить партнерство с ведущими мировыми исследовательскими центрами и обязательно позволить ученым участие в международных стажировках и совместных проектах.
Важно внедрить болонскую систему для полной интеграции наших университетов в мировую образовательную научную среду. И конечно, восстановить членство в крупнейших международных научных организациях, которое с 2022 года, из-за войны, было полностью Беларусью потеряно.
Очень важный элемент – это популяризация науки… Науку нужно популяризовать через гражданские инициативы, онлайн-платформы, открытые научные проекты. Следует развивать научно-популярные медиа, образовательные стартапы, создавать специальные гранты и премии для популяризаторов науки, как это сделано в России.
И наконец, самое важное – это так называемая Blue Ocean-стратегия: Беларусь не должна изобретать велосипед, электромобиль, литиевый аккумулятор, спутник… Это все смешно. Беларусь из-за своего размера не сможет конкурировать с крупными игроками в масштабных проектах. Она должна сама создавать новые технологические ниши.
Это значит, безжалостно сворачиваем нерентабельные направления, унаследованные у СССР. Развиваем гибридные и междисциплинарные технологии, где нет жесткой глобальной конкуренции...
Как сказал Андерсен, «чтобы жить, нужно солнце, свобода и маленький цветок». И вот с самым важным пунктом, свободой, у нас как раз таки проблема. Если мы ее решим – дальше возможны варианты. В основе должна быть академическая свобода. Без нее ничего не будет. Люди приедут, люди вернутся, но должен быть подходящий субстрат, и основная часть этого субстрата – это свобода. Без нее нечего даже начинать.
Этот текст появился в результате работы *Честных людей над видео, посвященным беларуской науке. Смотрите полное видео на нашем ютуб-канале, чтобы сложить целостную картину о том, в каком состоянии сегодня находится беларуская наука.
О том, почему у беларуских властей нет понимания, что такое наука и как она должна функционировать, читайте в интервью с бывшим директором Института социологии Геннадием Коршуновым.